Индустриализация: перезагрузка

На фоне острого экономического кризиса в Украине все чаще говорят о необходимости не просто возрождать экономику, но и о реиндустриализации с учетом современных глобальных реалий – тем более что ускоряющийся спад промпроизводства наблюдается в стране с 2012 года. Но для новой индустриализации нужны экономические стимулы, инвестиции – и способность властей проводить реальные реформы.

Так, летом-2015 вице-премьер оппозиционного правительства Александр Вилкул заявил об активной работе над проектами "Новой индустриализации", которая предполагает переход от сырьевой экономической модели к высокотехнологичной, с акцентом на выпуске продукции с высокой добавленной стоимостью. Это предусматривает как системную господдержку новых секторов (современная электроника, альтернативная энергетика и др.), так и коренную модернизацию базовых отраслей – металлургии, машиностроения, ТЭК. Констатируется, что подобное возможно за счет максимально мягкого климата для внешних и внутренних инвестиций при их 100%-ной защите, а также собственных технологических разработок и качественного образования для промышленных кадров.

Кроме того, в конце прошлого года свои наметки по "реиндустриализации" со схожими акцентами представил Институт Александра Поля, особо подчеркивая роль долгосрочного макроэкономического планирования. По словам директора Института Владимира Панченко, в ближайшие 10 лет отечественной промышленности понадобятся более чем 200 млрд долл. капитальных инвестиций. Наконец, представитель ЕС в Украине Ян Томбинский недавно назвал новую индустриализацию актуальным европейским трендом и сказал, что наша страна может воплотить его у себя, обеспечив реализацию требуемой инфраструктурой и современными технологиями (а Европа-де в этом поможет).

Главные акценты

В этой связи норвежский экономист Эрик Райнерт отмечает: "Лучше иметь неэффективную промышленность, чем не иметь никакой. То, что случилось с украинской индустрией в 1990‑е, – бессознательная реализация небезызвестного плана Моргентау 1944 года по деиндустриализации послевоенной Германии, который, к счастью, был приостановлен". А в Институте Поля напоминают: среди экспертов по-прежнему встречается мнение, что если производство устарело, то надо вообще от него избавляться, делая ставку на ИТ и экономику знаний. То же самое можно сказать и о многих сегодняшних "реформаторах" из высоких киевских кабинетов. Да, соглашается В.Панченко, экономика знаний нужна, но она начинается с качественного образования, которое тесно связано с уровнем индустриального развития. Если происходит деиндустриализация – знания деградируют, продолжает он, и даже если инвесторы массово будут открывать у нас предприятия, то не найдут достаточное количество квалифицированного персонала.

Что касается финансирования, развивают мысль аналитики, то возник замкнутый круг: у производителей мало денег, поэтому они не вкладывают в инновации, а нет инноваций – продолжается технологическое отставание, и доходность падает еще больше. А значит, нужны внешние средства, как государственные, так и частные (иностранные и национальные), которые могут координироваться через специальный Фонд модернизации, считает В.Панченко. Фонд будет обеспечивать финансирование согласно бизнес-планам в рамках приоритетов, о которых должны договориться между собой все заинтересованные стороны: государство, бизнес и международные институции. При этом важно не повторять былых ошибок: максимально исключить коррупцию и нецелевое расходование средств, не тратить их на экстенсивное восстановление старых заводов. Результатом всего этого должно стать закрепление Украины в числе стран "второго мира" (неосновные экономически развитые) и вхождение в мировые цепочки добавленной стоимости.

В свою очередь, "Новая индустриализация" А.Вилкула предусматривает целевые проекты по развитию стратегически важных отраслей и активов, включая ракетно-космический и авиасектор, точное машиностроение, ИТ, судостроение и др., в том числе через госзаказ и привлечение инвестиций. Для притока капитала предполагается наличие эффективного антикоррупционного и антирейдерского законодательства с акцентом на защите прав инвестора, плюс реальная дерегуляция страновой бизнес-среды. А технологии нужны в т.ч. и собственные – для этого требуется восстанавливать и развивать отечественную науку, а также сформировать эффективную цепочку "школа – вуз – первое рабочее место". Образование должно отвечать реальным потребностям рынка труда с учетом внедрения инноваций, гласит концепция.

Особое место в ней отводится сбыту получаемой продукции, как внутреннему, так и внешнему, включая формирование и национальных, и трансграничных кооперационных цепочек, восстановление отношений с традиционными торговыми партнерами. Подразумевается активная, даже агрессивная поддержка экспорта на внешних рынках с помощью новых специальных госорганов. Итогом "Новой индустриализации" ее авторы видят современную эффективную экономику, основанную на качественной транспортной инфраструктуре и создающую все новые рабочие места.

Логичность подобных подходов подтверждается и интересом зарубежного капитала к производству товаров на украинских мощностях, который сохраняется и сейчас. Кроме многочисленных действующих инвестпроектов, в последнее время появились новые: на одной только Львовщине свои промплощадки строят компании Fujikura (Япония; профиль площадки – электротехника для автомобилей) и Nexans (Франция; кабельно-проводниковые изделия). Присматриваются к Львовской обл. и Hyundai (Юж. Корея; возможный профиль – ж/д комплектующие, оборудование для альтернативной энергетики), Onur (Турция; материалы для строительства дорог), Leoni (Германия; автозапчасти).

Добавим, реиндустриализация неизбежно означает подъем в сырье-полуфабрикатных отраслях, включая и металлургию, без наличия которой в стране очень трудно обеспечить реальное промышленное развитие. Вот и Президент Петр Порошенко, недавно обмолвившись, что металлургия "не приоритетна", затем фактически опроверг свое странное заявление и уточнил: "Эта отрасль – в приоритете власти, хотя на сегодня является неэффективной и не вполне конкурентоспособной".

А как у них?

Описанные планы во многом перекликаются с иностранным опытом создания успешной динамичной промышленности. Так, А.Вилкул подчеркивает необходимость использования соответствующего опыта Западной Европы, Южной Кореи, Сингапура. Действительно, после Второй мировой войны той же Германии, сильно разрушенной, удалось уже в 1949-50 годах добиться первых успехов в возрождении индустриального потенциала, делая ставку на социально-рыночную модель экономики, подтверждает исполнительный директор Международного фонда Блейзера Олег Устенко. Эта модель сочетала поддержку социального баланса и значительную свободу действий рыночных сил, главной целью провозглашался социальный прогресс на базе высокоэффективной и гибкой экономической системы. Роль государства сводилась к определению приоритетов развития, надзору и регулированию, созданию максимально благоприятного инвестиционного и предпринимательского климата.

В 1952-м был принят Закон об инвестиционной помощи производству, открывший путь для структурных инвестиций при государственной поддержке. Важными факторами также стали возрождение и организация финансово-промышленных групп, взаимопроникновение промышленной и банковской сфер, что позволяло объединить их потенциал. Все это происходило при поддержке по линии американского "плана Маршалла", по которому ФРГ получила 3,12 млрд долл. (а ценность доллара была в разы больше). Уже через 15 лет после окончания войны Германия вышла на первое место в Европе по уровню экономического развития, говорит О.Устенко, обогнав в хозяйственном отношении своих победителей.

Пример Южной Кореи – тоже послевоенный, причем если Вторая мировая затронула страну лишь отчасти, то последовавшая гражданская принесла тотальные разрушения. Кроме того, на Севере остались основные металлургические и химические предприятия, тогда как в южной части Кореи находились преимущественно заводы легкой и пищевой промышленности. Поэтому некоторое время после войны (завершившейся в 1953-м) индустрия страны развивалась достаточно медленно, несмотря на макроэкономическую помощь США. Быстрый рост, приведший к "экономическому чуду", начался в 1960-х годах при президенте Пак Чжон Хи, направившем усилия правительства на привлечение внешних инвестиций, индустриализацию и рост экспорта. Государство стало играть более заметную роль, появились элементы плановой экономики – 5-летние экономические планы.

Именно на таком фоне в период с 1962 по 1989 год валовый национальный продукт (не путать с ВВП) ежегодно увеличивался в среднем на 8%, поднявшись с 2,3 до 204 млрд долл. В 1970-х годах были приняты меры для развития тяжпрома (машиностроение, химия). Доля промышленного сектора в ВНП в начале означенного периода составляла 14,3%, в конце – превысила 30% и задала стабильный экономический рост на последующие десятилетия.

А вот пресловутая "тигризация" Сингапура берет отсчет не с войны, а с момента обретения независимости от Малайзии в 1965 году. После отделения в молодой стране обнаружились нехватка ресурсов (включая даже питьевую воду) и крайняя слабость внутреннего рынка. В ответ на это правительство запустило политику активного стимулирования бизнеса (особенно экспортных отраслей) и привлечения зарубежных инвестиций в сочетании с государственными вложениями в стратегические госпредприятия и активным развитием инфраструктуры. Результатом на период до 1999 года стал среднегодовой рост ВВП на 8%. Практически полное отсутствие коррупции, квалифицированная рабочая сила, продвинутая и эффективная инфраструктура привлекли в Сингапур более 3000 транснациональных корпораций из США, Японии, Европы, напоминает О.Устенко. Сегодня они производят свыше 2/3 всей промпродукции, а доля промышленности в ВВП превышает 25%. Сохраняются в стране и низкие налоги: действует всего 5 налогов суммарной ставкой 27,1%, включая налог на прибыль и на зарплату.

Нетрудно заметить, что стимулы, применявшиеся за рубежом, жизнеспособны и в Украине, загвоздка – в способности Киева проводить кардинальные реформы. Например, в нашей стране существует ресурсная и кадровая база для высокотехнологичной реиндустриализации, но есть и большие проблемы в инвестиционном климате и правовом поле. О том, что их нужно решать, говорится много лет, но особых подвижек не видно. А в Минэкономразвития тем временем сообщают о "почти готовности" сразу трех профильных госпрограмм: общей стратегии промполитики, восстановления Донбасса и развития высокотехнологичных отраслей. Пока эти документы не обнародованы, но хочется надеяться, что они включают хотя бы часть индустриального конструктива, так нужного стране, и не являются очередным графоманством "для галочки".

Максим Полевой

МинПром