40 или 50 лет назад то, что мы сейчас называем поп-музыкой, считалось экспериментальным искусством

Британский поэт и музыкант Бенджамин Клементин выступил сегодня в московском зале «Известия Hall» в рамках европейского турне в поддержку нового альбома «I Tell A Fly». Борис Барабанов поговорил с молодым поп-экспериментатором о новом звучании его музыки и напрасных надеждах человечества.

— Ваш новый альбом «I Tell A Fly» выходит далеко за рамки того, что мы знаем о Бенджамине Клементине — парне, поющем за роялем. Что это за музыка, по-вашему?

— Вам нужно от меня точное определение стиля? Это бесполезное занятие. Я бы назвал стиль этого альбома «Бенджамин Клементин» — и все. Безусловно, это была для меня более сложная работа, нежели предыдущий диск «At Least For Now». Мне пришлось уделить больше внимания деталям. Но была и приятная сторона. Мне нравится работа композитора.

Конечно, я занимался этим и раньше. Но теперь, имея в руках весь этот богатый инструментарий, я погрузился в ремесло по-настоящему. Впрочем, все равно на каком-то глубинном уровне источник моей музыки остался тем же, что и на «At Least For Now».

— В рецензиях критики часто называют альбом «I Tell A Fly» экспериментальным. Но я бы не назвал ваш предыдущий диск «At Least For Now» «нормальным» или «традиционным».

— Для каждого типа музыки найдется свой слушатель — это первое, что я хочу сказать. Второе: музыка должна быть экспериментальной. Музыка должна быть спонтанным выражением твоего состояния. В моем случае это то, что я делаю, едва проснувшись утром. Это вызов, который я бросаю самому себе каждый день. Я стараюсь оставлять порталы открытыми для новых открытий! Представьте себе, 40 или 50 лет назад то, что мы сейчас называем поп-музыкой, считалось экспериментальным искусством.

В ней было ощущение свежести, вызова, а критики часто писали «это вообще не музыка» о тех вещах, которые сегодня кажутся нам привычными. Сейчас время, когда стоит проверить на прочность устоявшиеся формы поп-музыки, начиная с базовых вещей вроде куплетно-припевной структуры. То, что кажется нам нормой, было авангардом всего несколько десятков лет назад. Для меня не существует самого понятия «нормальность», я в него не верю. Вопрос не в «норме» или «эксперименте», а в том, как ты используешь разные вещи в своих песнях.

— Как я понимаю, к съемке клипов у вас такой же подход.

— Да, вы, наверное, слышали о том, как мы снимали видео с Машей Васюковой и Крейгом Макдином. Поиск образов был построен на интуиции — это было для нас самым важным. Что бы ни говорили окружающие, в какой-то момент твои благие намерения, твои мудрые рассуждения оставляют тебя, и ты остаешься один на один со своей интуицией, с тем, что у тебя в подсознании.

— Вы не раз говорили в интервью, что одна из тем нового альбома — разговор о том, как быть другим в 2017 году, в XXI веке. Для вас это разговор о том, как вы сам чувствуете себя «другим» в разных странах, в разных культурах? Или это мир стал «другим»?

— И то и другое. Невозможно говорить о себе как о чем-то, что существует отдельно от мира образца 2017 года. Я не наблюдатель, я участник. Так что альбом «I Tell A Fly» — результат моего личного опыта и сумма моих впечатлений.

— Вам 28 лет сейчас. Вы знаете, 28 лет назад казалось, что мир вот-вот объединится, будут общие деньги и не будет границ. Но вот сейчас все идет к тому, что люди только и делают, что стремятся отделиться друг от друга, объявить свою независимость и т. д. Объединяться никто не хочет. Вы много путешествуете, может быть, у вас есть мысли насчет того, почему так вышло?

— Потому что мы остаемся эгоистичными существами. Я бы сказал — эгоистичными животными. Вот давайте, например, возьмем льва. У него есть территория, которую он контролирует. Если придет другой лев, его выкинут за пределы этой территории. При всех наших надеждах человечество никогда не жило совсем без войн, не было такого в истории.

Я не верю в то, что однажды настанет счастливый день, мы все возьмемся за руки, возлюбим друг друга и мир станет единым целым. Не будет такого. Мы должны просто смириться с тем фактом, что некоторые люди рождены, чтобы убивать. Некоторые рождаются злодеями. Но большинство из нас все же рождены для любви. И нам нужно все же держаться вместе.

Фото: Regis Duvignau / Reuters 

МинПром