Театр одного баритона

Звезды европейской сцены Маттиас Герне и Фрайбургский барочный оркестр исполнили в зале Чайковского программу из трех кантат и одного концерта Баха, чем расширили не только барочную палитру московского филармонического сезона, но и представления о том, какой может быть на концертной сцене баховская музыка. ЮЛИЯ БЕДЕРОВА с удивлением обнаружила, что она может звучать будто между делом.

Новую версию кантат Баха, сделанную выдающимся оперным и камерным певцом Маттиасом Герне с Фрайбургским барочным оркестром (предыдущая записана с Роджером Норрингтоном и зальбургским оркестром Camerata Academica) в январе слушают не только в Москве, но и в Берлине, Стамбуле и Гетеборге. Концерт в филармонии — часть небольшого турне, которое заканчивается сейчас в Роттердаме и, судя по общей для всех концертов компактности программы, а также по характеру московского исполнения, сделано немного на бегу.

Кантаты Баха — этот, словами баховского специалиста Филиппа Херревеге, "фантастический мир, преисполненный не только духовности, но и чисто человеческой поэзии" — у Герне с Фрайбургским оркестром звучат заметно более буднично, камерно и по-домашнему лирично. Эти версии было бы совсем сложно сравнивать, если бы на московской сцене они появлялись к каждому празднику или хоть сколько-нибудь регулярно. Но кантаты исполняются редко, и кантатная программа Херревеге, прозвучавшая в Москве ровно год назад, хорошо запомнилась.

Она не произвела такого же эффекта, как давние "Страсти по Матфею", когда от звучания Баха в Большом зале Московской консерватории как будто мир перевернулся, но все равно изумила и формальным совершенством, и специфической манерой Херревеге превращать баховскую музыку в действо откровенно литургического свойства, на глазах меняющее концертную практику.

У Герне кантаты (в первом отделении — "Ich will den Kreuzstab gerne tragen" и "Der Friede sei mit Dir", в финале — "Ich habe genug") звучат совсем иначе. Главный здесь, наоборот, принцип камерной концертности с привычными для жанра подчеркнутым и виртуозным артистизмом, рельефной фразировкой, не только поэтическим, но и прозаическим обаянием.

Герне замечательно слышит в Бахе песенную природу и поет его как Шуберта, ни секунды не греша при этом против стилистической точности. Бах и Шуберт для него — один и тот же мир немецкой песенности с почти буквальными пересечениями тем и образов между двумя полюсами — барокко и романтизма.

Бах у Герне — источник Шуберта, а концертная, немного театральная, но не выходящая из границ камерности, отсылающая к домашней музыке бидермейера, манера исполнения это еще больше подчеркивает. Пластичный, многоцветный голос Герне следует за текстом кантат внимательно, осторожно и свободно одновременно. Их эмоциональная насыщенность и подвижность красок и линий отражается на вокальном рисунке.

Но, при всей ансамблевой изощренности, с которой этот рисунок сплетается с оркестровым, сочетание простоты и гибкости (оно и делает этого Баха особенным), все-таки достигается прежде всего в сольной вокальной партии. Здесь разворачивается театр одного актера, Герне. Партия оркестра, выстроенная со вниманием к ансамблевому качеству, слишком заметно отстает от него в пластичности и эмоциональности.

Это слышно не только в окраске звука: он прозрачен, ясно проартикулирован, но иногда кажется плоским, не определившимся между теплом и холодом. Это слышно и в темпах. Фрайбургские музыканты точно блюдут речевую выразительность Баха, но гипертрофированная членораздельность с отделенными друг от друга фразами, строфами, иногда даже буквами, делает форму статичной. И пока Герне вел разговор о песенности, оркестровая ткань не столько стелилась, сколько стояла, будто поэтический текст записывали на деревянной доске.

В начале второй части программы, чтобы сразу после антракта не ослепить зал мягким светом последней кантаты "Ich habe genug", оркестр достиг значительного оживления в Ре-минорном концерте для скрипки, гобоя, струнных и континуо. Особенно финал скрипачу Готфриду фон дер Гольцу и виртуозной барочной гобоистке Катарине Арфкен удался с ансамблевой бодростью. Но наступил "Ich habe genug", и склонности музыкантов к квадратному сечению проявились вновь.

И все же Герне, чуть театрализуя музыку и одновременно как будто отстраненно напевая, между делом справляется с тем, чтобы наполнить кантату движением. В финальной арии "Ich freue mich auf meinen Tod" он звучит даже с нажимом, почти торопливо. И после аплодисментов Герне, возможно, рассердившись на кого-то в зале, кому при первых звуках кантаты он погрозил пальцем, видимо, за несанкционированную съемку, или из уважения к цельности программы, а может быть, просто спеша, как будто еще раз беззвучно повторяя "с меня довольно", оставляет публику без бисов.

Действительно, вторая половина сезона у певца выглядит так, будто ему есть куда торопиться. После дебюта в партии Вотана в "Зигфриде", февральского Шуберта с Лейфом Ове Андснесом и турне с Фрайбургскими барочниками его ждет Курвенал в "Тристане и Изольде" в Венской опере, шестинедельный американский тур, работа с Даниэлем Хардингом, Даниилом Трифоновым — и так каждый день.

Пока не настанет лето и постоянные перемещения в пространстве не приостановит на время титульная роль в "Воццеке" Берга на Зальцбургском фестивале с привычным партнером-режиссером Уильямом Кентриджем.

МинПром