Купчихе пожаловали дворянство

В прокат вышел дебют режиссера Уильяма Олдройда и сценаристки Элис Бёрч — фильм «Леди Макбет» (Lady Macbeth).

Это отнюдь не феминистская вариация на тему Шекспира, чего можно было бы ожидать от молодых британцев, а экранизация очерка Николая Лескова «Леди Макбет Мценского уезда». Михаил Трофименков оценил фильм как очередное подтверждение того, что основу британского национального характера составляет смесь непредсказуемости и консерватизма.

Истории безумной и кровожадной страсти молодой купчихи (сюрреалисты, если бы читали Лескова, сочли бы ее эталоном боготворимой ими «безумной любви») в кино на редкость повезло. Фильм Олдройда — седьмая ровно за 100 лет экранизация: начало положил Александр Аркатов «Катериной-душегубкой» в 1916 году. Среди них уже была одна иностранная — «Сибирская леди Макбет» (1962) Анджея Вайды, но Вайду как брата по соцлагерю иностранцем никто не считал.

Так что фильм Олдройда, можно сказать, интернациональный кинодебют Лескова. Наверное, если бы не было оперы Дмитрия Шостаковича «Леди Макбет Мценского уезда» (она же во второй редакции «Катерина Измайлова»), точнее говоря, если бы не было ее грозного запрета чуть ли не самим Сталиным в 1936 году, Лесков так бы и оставался исключительно национальным достоянием. Так что спасибо товарищу Сталину за Уильяма Олдройда.

Костюмных экранизаций классики нынче побольше, чем каких-то 20 лет назад, когда «Разум и чувства» (1995) Энга Ли стали сенсацией Берлинского фестиваля именно в силу своей вызывающей традиционности. Но элементарным режиссерским рефлексом остается желание изменить «хронотоп» классики, ее пространственно-временную структуру. Как правило, модернизировать.

Валерий Тодоровский уже скрестил Лескова с Джеймсом Кейном («Почтальон всегда звонит дважды») в шикарном нуаре «Подмосковные вечера» (1994). А если не модернизировать, то перенести действие, акцентируя его «всеобщность», на чужеродную территорию: так Куросава пересаживал на японскую почву «На дне» и «Идиота».

Собственно говоря, это и проделал Олдройд. Действие хранит верность первоисточнику: свекру — грибочков отравленных, мужа — забить, малолетнего претендента на наследство — придушить. Но действие разыгрывается на насквозь продуваемом и навевающем суицидальные мысли английском побережье.

Поскольку же на дворе стоит депрессивная Викторианская эпоха, судьба пухленькой Кэтрин (Флоренс Пью) прискорбна вдвойне: муж мало того что импотент, так еще и запирает ее в мрачном особняке в компании упыря-свекра (Кристофер Фейрбэнк) и чернокожей горничной (Наоми Акки), периодически лишающейся от унижений и переживаний дара речи. О какой-то свободе воли, наличествовавшей у лесковской Катерины-душегубки, говорить не приходится. Или в петлю лезть, или гори оно все синим пламенем.

Известно, что европейские режиссеры, обращаясь к русской классике, подсознательно экранизируют совсем не то, что экранизируют. Как бы ни пытался великий Робер Брессон снять фильм по Льву Толстому, у него все равно получался Достоевский. Олдройд же, верный принципу «пишется — Манчестер, читается — Ливерпуль», переводит Лескова на рельсы Дэвида Лоуренса. Истовые объятия Кэтрин с псарем Себастьяном (Космо Джарвис) обречены напоминать о судорогах леди Чаттерлей в объятиях егеря Оливера.

Что же до «всеобщности» Лескова, то Олдройд доказал ее играючи. История Кэтрин-Катерины замечательно вписалась в аскетические интерьеры и зябкие пейзажи Англии. Ну а мужики — что британские псари, что русские приказчики — они мужики и есть.

Одну серьезную вольность по отношению к первоисточнику авторы все же себе позволили. Лесковскую историю страсти они подправили с, так сказать, классовой точки зрения: какая-никакая, но леди по определению обладает гораздо большей презумпцией невиновности, чем люди холопского звания. Заодно они и несколько прояснили, почему Кэтрин-Катерина — леди Макбет.

Лесковская история ну никак с Шекспиром не перекликается: шекспировская леди руководствуется не страстью, а политическим расчетом. А финал фильма Олдройда напоминает о расправе, которую супруги Макбет учинили над слугами, облыжно обвиненными в убийстве короля Дункана.

Вообще-то любая коррекция классики с позиций политкорректности сомнительна. Но здесь — и в том, что касается классовой поруки, и в том, что касается цвета кожи служанки,— речь идет не о политкорректности, а о точечной и органичной поправке на время и место действия. В общем, орден Дружбы народов авторы фильма, руководствовавшиеся формулой марксистской эстетики «национальное по форме, классовое по содержанию», заслужили.

МинПром