Гуттаперчевый дед

Гастроли / Перформанс

В концертном зале Национальной музыкальной академии известный русский артист Петр Мамонов представил свой новый спектакль "Дед Петр и зайцы". В том, что время не властно над создателем легендарной рок-группы "Звуки Му", убедился ПАВЕЛ ЛУЖЕЦКИЙ.

На представления Петра Мамонова обычно приходит достаточно искушенная публика, в общем-то, подозревающая, что ей предстоит увидеть, и даже жаждущая таких впечатлений и эмоций. Так что не удивительно, что, несмотря на более чем скромную рекламу гастролей артиста, увидеть его новую программу собрался полный зал. Мамонов, кажется, способен удержать любую аудиторию — и не только своих давних поклонников или утонченных ценителей виртуозного лицедейства. То, что он вытворяет на сцене, было бы вернее всего сравнить с шаманским камланием. При этом обходится исполнитель минимальными средствами, не загромождая игровую площадку какой-либо бутафорией и не злоупотребляя световыми и какими-либо иными эффектами. В новом спектакле "Дед Петр и зайцы" вся декорация ограничивается большим экраном, на котором периодически возникают скромные пейзажи и интерьеры, а в начале шоу — пара видеодвойников самого артиста. Всю первую часть представления, полностью построенную на материале мамоновского альбома 2005 года "Сказки братьев Гримм", они монотонно аккомпанируют исполнителю на басах и гитаре, в буквальном смысле развязывая ему руки. Богатство жестикуляции, как и набор ужимок и гримас Мамонова, неистощимы, но поражает еще и гуттаперчевая гибкость его физически далеко не юного тела. 61-летний артист, выступая от имени героев своих парафразов на классические сказки "Мальчик-с-пальчик" или "Золушка", скачет, извивается, падает на четвереньки, иногда чуть ли не стелется по паркету. Не менее впечатляет и содержание его историй. Хотя актер практически не повышает голос, зрителей не покидает чувство, что наяву оживает персонаж картины "Крик" Эдварда Мунка. Сценическое поведение Мамонова — это воплощение экспрессионизма как художественного метода, где конвульсия, судорога и надрыв являются ответной реакцией на абсурдность человеческого существования. Однако, в отличие от экспрессионистов, считавших страдание неотъемлемым признаком мира, Мамонов приводит зрителя к совершенно иным выводам: к мысли о том, что мучения человека — результат его собственных безумных действий и предательства своей божественной сущности.

Когда Мамонов в очередной раз скрылся за кулисами, проекция внезапно потухла, вызвав бурную реакцию публики, решившей, что произошла какая-то техническая неполадка. Однако, как выяснилось, это был не более чем хитрый трюк, пауза перед вторым отделением. "Иду, иду",— раздался в ответ на шум в зале веселый голос Петра Мамонова из-за кулис, а еще через мгновение на сцену выскочил совершенно иной, преобразившийся исполнитель — помолодевший, с гитарой наперевес и в роскошном, расшитом блестками костюме а-ля Элвис. Правда, этот легкомысленный наряд резко контрастировал с содержанием песен. Артист, который живет в деревне отшельником и вроде бы оторван от жизни, на самом деле куда лучше многих своих коллег понимает, из чего складывается и чем болеет современная реальность. Мамонов поет как бы не от себя, оказываясь то простым работягой, то жуликом, загремевшим в милицию, то еще каким-то представителем молчаливого большинства, но о том, что "президент стоит в моей передней, президент пришел за нами", он говорит с отчаянной проницательностью.

В его новом репертуаре есть даже нехарактерные для его творчества мелодические вещи вроде эпической баллады "Волосы на ветру". Кстати, когда рьяные поклонники под конец вечера потребовали от артиста сыграть старые хиты группы "Звуки Му", Мамонов ласково сказал: "Я старых песен не играю, зачем? Есть ведь новые". Исполняет он их, впрочем, с такой же неукротимой энергией, как и прежде, фирменно виляя ногами и корча уморительные гримасы. Хотя и позволяет себе в одной из песен едкую иронию по поводу своего возраста, демонстрируя тем самым свой совершенно молодой дух.

Отыграв вторую часть программы и сорвав шквал оваций, артист скрылся за занавесом, а потом неожиданно вновь вышел к публике — не за очередной порцией аплодисментов, а с листочками в руках. "Я все-таки хотел бы, чтобы меня запомнили как писателя",— улыбнулся Мамонов и зачитал залу несколько своих коротких афористических произведений, которые сам он называет "закорючками". По сути, это свод жизненных правил, аллегорических наблюдений и духовных напутствий. Двумя-тремя остроумными фразами Мамонову удалось проиллюстрировать тщету мирской суеты и объяснить истинные жизненные цели. Последняя "закорючка", похоже, резюмировала все содержание спектакля. Актер описал человека: "Сморкается, кашляет, ругается, сердится, злится, завидует — и все же хочет, чтобы его любили". Произнес эти слова Петр Мамонов без всякого осуждения. А, в общем, даже с нежностью и любовью.

Павел Лужецкий