Безумие с нажимом

Театр имени Вахтангова открыл сезон премьерой — комедией Бомарше "Безумный день, или Женитьба Фигаро" в постановке Владимира Мирзоева.

Предуведомляя премьеру, режиссер сделал важное замечание, лишив рецензентов возможности высказать после спектакля простую, но важную догадку. Ставя Бомарше, Владимир Мирзоев настойчиво откидывал вторую, более известную часть названия великой комедии Бомарше — он делал спектакль не про женитьбу и не про Фигаро, а про безумный день.

Точнее, просто про безумие. Которое настигло персонажей знаменитой пьесы неизвестно почему, неизвестно когда и неизвестно где — сценическое действие нового спектакля Театра имени Вахтангова лишено узнаваемых обстоятельств места и времени. Да и обстоятельство образа действия здесь по большому счету одно — именно то, которое навеяно названием пьесы.

Что и говорить, безумие — категория, родственная самому театральному сочинительству, и из его пугающих глубин фантазеры разных эпох не раз выталкивали на свет божий подлинные сценические шедевры. Но к спектаклю Театра имени Вахтангова это ни в коей мере не относится. Конечно, можно объяснить всеобщим безумием разрушение простых логических связей между событиями пьесы, беспорядочную, дробную динамику спектакля и случайность актерских реакций. Владимир Мирзоев, не раз работавший в Вахтанговском театре, не из тех режиссеров, кто заботится о достоверности сценического мира.

Он как раз мастер причудливых головоломок и парадоксальных ходов, у него на сцене всегда творится некое сумасшествие, но обычно оно так устроено, что понимаешь: режиссер выворачивает мир наизнанку со знанием дела. Может, морочит нас, но, может быть, заглядывает за страшный край, одному ему и видный.

В данном случае Владимир Мирзоев, кажется, досадно ошибся: стал искать края там, где их нет или не в них дело. Пусть сценическая обстановка (художник Анастасия Бугаева) похожа на многократно увеличенный детский конструктор из фанерок. Пусть в финале сверху опускается фаллической формы объект, похожий на экзотический фрукт.

Пусть у людей нарушены социальные ритуалы: судебное заседание по тяжбе между Марселиной и Фигаро проходит в форме застолья, объяснение Альмавивы и Фигаро сопровождается кровавой разделкой убитого животного, а сам Фигаро запросто готов пытать лунатичную Фаншетту. Пусть в этом мирке все плохо работает: лесенка, по которой должен важно спускаться граф Альмавива, начинает приезжать то не туда, куда нужно, то вообще зря. Но все подмены остаются не более чем нелепостями, потому что от внятных мотивов, которые направляют героев Бомарше, не осталось и следа.

Главный герой этого спектакля не модельной внешности пустышка Фигаро (Дмитрий Соломыкин), а граф Альмавива. Ну просто потому, что его играет Максим Суханов, без участия которого спектакли Владимира Мирзоева трудно себе вообразить. Суханов показывает очередную вариацию странного персонажа, уже много лет кочующего из одной мирзоевской работы в другую, одновременно обаятельного и отталкивающего типа, капризного громилу, разболтанного и избалованного шутника с навсегда прищемленным голосом и опасными звериными повадками.

Если говорить о других актерских работах (а больше и говорить-то по большому счету не о чем), запоминается молодой студиец Максим Севриновский, играющий Керубино, и если бы в его роли было поменьше "эстрадности", было бы совсем хорошо.

Впрочем, досадный антрепризный нажим, с которым в "Безумном дне" правят ремесло вахтанговцы разных поколений, включая Марину Есипенко и Александра Галевского, легко объясним: нужно же чем-то заполнять смысловые пустоты. И лучше уж беспредметное комикование в одних эпизодах, чем достойные дурного капустника шутки, которыми в других эпизодах пытаются добрать реакций зала: когда открывается, что настоящее имя Фигаро Эманюэль, звучит узнаваемая мелодия из эротического фильма "Эммануэль", а на реплику графа "Какое здесь сильное эхо" следует бьющий наповал ответ: "Это эхо Москвы".

Роман Должанский

МинПром