Если быть упертым человеком, клановость теряет силу

После успешных лондонских выступлений Большого театра (см. "Ъ" от 15 августа) худрук балетной труппы МАХАР ВАЗИЕВ рассказал ТАТЬЯНЕ КУЗНЕЦОВОЙ о своем восприятии прошедших гастролей, о ближайшем будущем Большого и о том, как важно быть психологом в его профессии.

— Вы довольны лондонскими гастролями?

— Конечно. Артисты проявили себя просто потрясающе, и я им очень благодарен. У меня была сложная ситуация: я пришел в Большой 18 марта и уже 2-3 апреля должен был определить составы на Лондон. А ведь я еще не всех артистов хорошо знал. Если быть до конца честным, сегодня я бы сделал некоторую корректировку в составах, небольшую. Но в основном определил их абсолютно правильно. В Лондоне был сложный марафон.

Три недели по семь спектаклей плюс по две оркестровые репетиции, то есть считайте девять спектаклей в неделю, причем под конец сезона. В этих условиях больше всего меня поразила и восхитила удивительная способность труппы эмоционально мобилизоваться. На открытии гастролей показывали "Дон Кихота", я был в зале и физически почувствовал эту мощнейшую энергетику, идущую со сцены. Еще один важный момент: пожалуй, именно за эти три недели, когда мы ежедневно работали все вместе, я по-настоящему узнал компанию.

— И что же вы узнали?

— Помню, когда я работал в Мариинском театре, мы слышали, что артисты Большого любят танцевать, а не репетировать. А я вам скажу так: на гастролях в Лондоне не было пустых репетиционных залов.

— Это сами артисты рвались репетировать или вы их завалили работой?

— Во всяком случае, мне этого в лицо никто не говорил. Зато я обнаружил удивительно приятную вещь — жажду актеров совершенствоваться. Не просто работать — у них колоссальный азарт и желание искать себя. Причем даже те мастера, которые давно получили признание и даже в тех ролях, которые у них уже сделаны, хотят открыть себя заново. Потенциал артистов огромный. Например, совершенно потрясающе все эти три недели выступала Анна Тихомирова.

Я считаю, что Анна сегодня одна из лучших балерин Большого. Она ведь заявила о себе не только в Лондоне, но и до этого, в Москве. После последнего спектакля она подошла ко мне и спросила: "Что вы думаете о моем будущем?". Я говорю: "Очень интересно думаю, вот в начале сезона сядем вместе и определимся". Естественно, у нее будут и новые спектакли, и новые партии. И Слава Лопатин просто блестяще провел гастроли. Таких актеров, как он, поискать надо — я безумно рад, что он есть в Большом.

— Между тем по статусу Анна не балерина и Лопатин не премьер.

— Значит, скоро будет им, он этого заслуживает абсолютно. Человек доказал это своим трудом, талантом, убедил всех. Меня в первую очередь. Снимаю шляпу!

— В качестве руководителя труппы вы проводили гастроли в Лондоне несколько раз с Мариинским театром и вот теперь — с Большим. Есть ли разница в менталитете, поведении артистов?

— Думаю, артисты Большого более открытые и эмоциональные.

— Открытые на сцене или в общении?

— Я имел в виду сцену. Но и со мной артисты достаточно открыты. В Питере в поведенческом плане всегда присутствует некая сдержанность. Здесь все гораздо эмоциональнее, и это мне даже больше нравится. Может, после работы в "Ла Скала" — там было безумно эмоционально, сумасшедше просто.

— После успешных лондонских гастролей уже намечены следующие?

— Мы говорили с Хоххаузерами (Лилиан и Виктор Хоххаузер, постоянные продюсеры лондонских гастролей Большого театра.— "Ъ"), они опять хотят нас пригласить. Скорее, это будет в 2019-м, потому что на ближайшие время у нас уже спланированы гастроли.

— Лилиан Хоххаузер в 2019-м будет 92 года, ее мужу Виктору 96 лет…

— Это люди с хорошей закалкой. Особенно Лилиан. Общаясь с ней, не понимаешь, какой у нее возраст. Они знают, что делают и как это делать. Скольким артистам они открыли путь на Запад — и великим музыкантам, и композиторам, у них громадный опыт. В последнем разговоре Лилиан мне очень много рассказывала о Рихтере, об Ойстрахе. Дай бог им здоровья, надеюсь, все будет у них нормально.

— Гастроли закончились. С этого сезона вы полноправный хозяин труппы. Ваши собственные репертуарные планы?

— Мы уже объявили их на пресс-конференции (см. "Ъ" от 5 мая). В этом сезоне празднуем юбилей Юрия Николаевича (Григоровича.— "Ъ"), восстанавливаем его "Золотой век". Летом у нас мировая премьера балета "Нуреев", а весной российская премьера "Клетки" Роббинса и "Этюдов" Ландера. Мы определились и с сезоном-2017/18, и даже c 2018/19. Будут две работы Ратманского…

— Перенос его готовых балетов или новые постановки?

— Речь идет и о новых работах, однозначно. Но я бы не хотел раскрывать планы на три сезона вперед.

— Ну, хорошо. Сколько, по-вашему, в репертуаре должно быть современных балетов и сколько классических?

— Вот это хороший вопрос. Если в процентном соотношении, то для меня очевидно: 70% классического балета и 30% — все остальное.

— А что вы подразумеваете под современным балетом? Например, "Герой нашего времени" — современный балет?

— "Герой" — современный балет, но поставлен в классической технике, как и балеты Ратманского. Так что они входят в те самые 70%. 30% — это поиски современного языка.

— Но и в классике есть что искать. При вас в Мариинском театре совершилась, можно сказать, эстетическая революция: Сергей Вихарев сделал "Спящую красавицу" и "Баядерку" по законам театра Петипа. Эти первые в России реставрационные работы стали сенсацией. Но в Мариинском театре не прижились.

— Мы продолжили в "Ла Скала": Вихарев поставил "Раймонду", потом Алексей Ратманский свои "Спящую" и "Лебединое озеро".

— Будут ли такие работы в Большом?

— Могу вам только одно сказать: я уже разговаривал с Сергеем Вихаревым. Мы не скрываем, у нас есть планы. Скорее всего, это сезон-2017/18, поскольку он будет юбилейным — годом Петипа.

— Это будет балет, которым Сергей еще не занимался? Не "Пробуждение Флоры", надеюсь?

— Вы правильно надеетесь, Татьяна. Я понимаю ваш интерес, но поймите и меня: мне кажется, мы забегаем вперед.

— Ну хорошо. Тогда скажите, чьи реставрации вы оцениваете выше — Ратманского или Вихарева?

— Провокационный вопрос. Отвечу дипломатично: мне дороги оба. Я их не сравниваю, они разные. Алексей Ратманский — хореограф, человек, который не только восстанавливает старинные спектакли, но и ставит свои. Сегодня он для нас ценен прежде всего личными работами. А Сергей Вихарев был первым, кто открыл этот путь восстановления классики XIX века. Он один из самых удивительных профессионалов, знаток классического балета, человек, который живет им. Я очень люблю его, не скрываю.

— Что для вас главное в наступающем сезоне?

— Педагоги и артисты балета.

— Так ведь с артистами вроде все в порядке?

— Кордебалет — главное в труппе. Он определяет уровень компании. Все известные танцовщики, которые приезжают танцевать в спектаклях Большого, страшно волнуются не только перед публикой, но и перед коллегами, прежде всего — перед артистами кордебалета. Потому что должны соответствовать их уровню. В Лондоне очень хвалили наш кордебалет, он действительно хорош. Но может стать лучше. Моя задача — поднять нижний уровень кордебалета Большого. Тогда поменяется и картина в целом. Как это сделать? Надо давать артисту маленькие роли, возможность расти — он должен понять, что может больше. Когда он это почувствует, поверьте мне, он просто кровь из носа, но докажет, что может больше, чем думают все.

— Вы упоминали и о педагогах. А тут какие проблемы?

— У нас очень уважаемые педагоги-репетиторы. Приличного возраста, где-то за восемьдесят, но и Марина Викторовна (Кондратьева.— "Ъ"), и Светлана Дзантемировна (Адырхаева.— "Ъ") работают с утра до ночи, и прекрасно работают. Однако у нас очень мало молодых, которые могут репетировать современные балеты. Их надо растить. Вот этим мы и займемся.

— Благодаря нашим СМИ и фильму BBC "Большой Вавилон" в массовом сознании отпечатался образ Большого как гнездовья интриг, иногда — с криминальным исходом. Вы почувствовали эту атмосферу, когда пришли в театр?

— Делать вид, что интриг не существует,— глупо. Они есть везде — как только ни интриговали в "Ла Скала"! Всегда говорили, что в Большом есть кланы — именитые педагоги протежируют своих учениц. Но если быть упертым человеком, исходить только из возможностей и способностей артиста, клановость теряет силу, я вас уверяю. За то время, что я проработал в Большом, я не заметил интриг. Знаю, что они есть, но я их отсекаю. Меня интересует только результат: вот сегодня артист на одном уровне, а через полгода-год он уже совсем другой, может гораздо больше. Это меня восхищает, это меня манит. Это самое главное, что мне вообще интересно в жизни.

— А разве к вам не ходят артисты — просить роли, жаловаться?

— Ко мне все время приходят, и я хочу, чтобы они ходили ко мне. Я разговариваю с актерами абсолютно откровенно, поверьте. Я объясню. Вот приходит балерина и говорит: "Я бы хотела приготовить эту партию". Я всегда отвечу: да, конечно. Потому что для меня важно, чтобы человек не сидел на месте, а работал. Уже потом, если меня ее работа не совсем убеждает, я предложу ей что-то другое. Но я не должен обманывать артистов, в каком-то смысле они во мне ищут защиту. Другое дело, что в кабинете я могу быть приятным человеком, а в зале очень неприятным, потому что я требователен. Все остальное — это вообще ни о чем, Татьяна.

— В свое время Ратманский завел в Большом обычай, как в Парижской опере,— объявлять о появлении новой балерины или премьера после спектакля на сцене перед публикой. Как вы относитесь к этому?

— Я хотел такое сделать в "Ла Скала". Может быть, и здесь нужно ввести позицию "этуаль".

— Наша прима-балерина — то же, что французская этуаль.

— Не совсем. Этуаль — это этуаль. Это другой статус. Этуаль имеет право выбирать, что танцевать, с кем танцевать, когда танцевать. Если, конечно, артист заслуживает это своим талантом.

— Тогда у нас уже есть этуаль — Светлана Захарова.

— Надо подумать, кто еще этого достоин. Стоит ли вводить этот статус официально, какими еще правами будет обладать этуаль. Почему нет? Это же феерически интересно!

Татьяна Кузнецова

МинПром