Отложенный авангард

В конце августа в Нукусе — к 25-летию независимости Узбекистана и к собственному музейному 50-летию — должен был полностью открыться весь комплекс зданий Музея искусств Каракалпакстана им. И.В. Савицкого, в просторечии — Нукусского музея или Музея Савицкого. Однако открытие, видимо, будет отложено, а музейный мир продолжит тревожиться за судьбу "Лувра в пустыне".

Изначально Государственный музей искусств Каракалпакской АССР, учрежденный постановлением Совета министров ККАССР в 1966 году, имел всего одну штатную единицу — директора. Но директор, он же творец лучшего из музеев, созданных в послевоенном Советском Союзе, творец-демиург — ex nihilo, с чистого листа, и был всем: от ведущего научного сотрудника и реставратора до уборщика и охранника. Жил в музее — в прямом и переносном смысле, даже получив квартиру в одном из двух "номенклатурных" девятиэтажных небоскребов Нукуса, остался при своей коллекции, а жилплощадь отдал самым ценным кадрам — реставраторским.

И хотя со временем штат расширился, продолжал заниматься всем — умер оттого, что сжег легкие формалиновыми парами, очищая археологическую бронзу допотопным методом, кипячением в формалине. Умирая в московской клинике, изводил врачей побегами — все пытался заполучить еще что-нибудь в музей, шарил по мастерским. После смерти директора два вагона искусства отправились в Каракалпакию по железной дороге. Игорь Витальевич Савицкий (1915-1984) похоронен на христианском кладбище в Нукусе, на могильной плите — надпись "Гениальному спасателю красоты от благодарных потомков".

В эпитафии заключена концепция музея, сформулированная продолжателями дела Савицкого в годы перестройки: Савицкий спасал то, что, кроме него, никому не было видно и нужно. Археологические памятники, каких в земле Хорезма так много, что наука должна была бы объявить войну сельскому хозяйству, он продолжал искать, когда экспедиции уходили с объекта, и сражался с колхозниками, готовыми распахать очередную крепость. Каракалпакское народное декоративно-прикладное искусство — резьбу по дереву, украшения, костюмы, ткани.

Он первым увидел в нем особые, отличные от туркменского и казахского черты, и бросился собирать исчезающие на глазах предметы полукочевого быта, обходя аул за аулом, торгуясь со стариками, выуживая обрывки и осколки древностей из печей и арыков. И главное, советский авангард 1920-х и 1930-х — запретный, репрессированный и еще не реабилитированный. Он спас от физической гибели наследие многих забытых, затравленных и загубленных художников.

Скажем, гениального Лысенко, художника масштаба Павла Филонова, про которого почти ничего не известно, даже имя — то ли Евгений, то ли Василий. Его "Бык" — визитная карточка Нукусского музея. Савицкий первым понял ценность искусства 1930-х, которое в Туркестане дольше, чем где бы то ни было еще, сохраняло верность формальным принципам авангарда и, пользуясь отдаленностью от Москвы, не спешило вставать на рельсы соцреализма.

В 1984 году музею дали имя создателя, в 2002-м президент Республики Узбекистан Ислам Каримов посмертно наградил Савицкого орденом "За великие заслуги", в 2003-м коллекция переехала в новое здание, и то была лишь первая очередь большого музейного комплекса. Сейчас готова вторая очередь: здание-близнец и соединяющее оба выставочных помещения фондохранилище.

Проект был утвержден еще в 1989 году — это позднесоветское зодчество трудно назвать современной архитектурой, но постройки второй очереди по возможности модернизировали изнутри. По плану в новое здание должно переместиться знаменитое нукусское собрание живописи, графики и скульптуры XX века, тогда как в старом расширят экспозиции археологии и этнографии. Но пока до переезда далеко: запасники опечатаны, в хранении музея работает правительственная инвентаризационная комиссия, удалось ли спасти красоту от благодарных потомков — неизвестно.

"Музейное дело" с политической подоплекой началось в Узбекистане около трех лет назад, когда один блогер-оппозиционер проник на виллу дочери президента Гульнары Каримовой в Швейцарии и сфотографировал висевшие там картины — кое-что числилось на хранении в государственных музеях. Вскоре посадили главного хранителя и двух реставраторов Музея искусств Узбекистана — ташкентских музейных работников обвинили в хищениях, а именно — в подмене подлинных вещей из фондов копиями и продажах оригиналов.

С тех пор во всех музеях страны проходит тотальная инвентаризация — атмосфера напряженная, полицейские строгости, каких в Узбекистане и без того хватает, коснулись даже посетителей, в некоторые "храмы искусства" зритель может проникнуть только по предъявлении паспорта, номер которого запишут в амбарную книгу, а иностранца могут и не впустить без регистрации. К исследовательской работе это, естественно, как-то не располагает.

Внешне в Музее Савицкого все благополучно. На втором этаже выставлена археология, народное искусство и живопись советской Каракалпакии, а весь третий отдан авангарду 1920-х и 1930-х, развешанному почти шпалерно. Есть и отдельный зал живописи Савицкого — ученик Роберта Фалька и Константина Истомина, он был тонким пейзажистом, писал Каракалпакию в духе Альбера Марке. Экскурсантов, особенно школьников, полно, и порой приходится стоять в очереди, что для музеев Узбекистана необычно. Однако в прошлом году Маринику Бабаназарову, наследницу Савицкого, возглавлявшую Нукусский музей в течение последних 30 лет, сняли с поста директора.

Музейные сотрудники отказываются что-либо комментировать, интернет-кампания в защиту Бабаназаровой, приложившей так много сил к популяризации бренда "Лувр в пустыне" в западном мире и приведшей в Нукус иностранных специалистов и туристов, сошла на нет, независимая пресса в стране отсутствует — город полнится слухами. Впрочем, более всего страшатся не того, что что-то могло пропасть, а того, что музей целиком или частично переведут в Ташкент и главной достопримечательностью столицы Каракалпакстана останется аральская экологическая катастрофа.

Опасения отчасти оправданы: первое покушение на коллекцию, собранную Савицким, случилось сразу после его смерти — ташкентская комиссия прибыла в Нукус отбирать вещи. До сих пор все набеги ташкентцев удавалось отбить — Музей Савицкого в Каракалпакии, склонной к сепаратизму, воспринимается как один из главных национальных символов. Вопрос в том, достаточно ли у нового директора Максета Карлыбаева, филолога, историка и этнографа, свободно владеющего несколькими иностранными языками и имеющего менеджерский опыт, административного ресурса, чтобы сохранить музей в Нукусе.

Еще один вопрос: будет ли когда-нибудь составлен и опубликован полный научный каталог коллекции, в которой более 80 тыс. единиц хранения, и написана научная история собрания? Пока это не сделано, нельзя понять, что за музей создавал Савицкий. Но сделать это очень сложно: многие подробности из жизни тех или иных художников и обстоятельства приобретения их работ Савицкий унес с собой в могилу, а записей не оставил — бумаге не доверял.

Агиография отца-основателя музея — в соответствии с законами жанра — полна рассказов о собирательском подвижничестве, коллекционерских причудах, удачах и чудесных обретениях сокровищ, и за ними теряется историческая личность, весьма загадочная. Первый раз киевлянин по рождению и москвич по прописке Савицкий попал в Узбекистан в 1942-м — студентом Суриковского института, эвакуированного в Самарканд. Ему было уже под 30: учиться начал поздно — после ФЗУ и работы на заводе, на фронт не призвали по состоянию здоровья. ФЗУ очевидно объясняется тем, что он был "из бывших": по отцу — из польских дворян, по матери — и вовсе внук выдающего слависта и русского националиста Тимофея Флоринского, которого большевики шлепнули, как взяли Киев.

Этим же, видимо, объясняется и плохое здоровье: по глухим намекам мемуаристов можно судить, что утрачено оно было на Лубянке — в том бесценном памятнике нашей истории, где сидели многие выдающиеся деятели культуры. В веселом 1950 году Савицкий уехал из Москвы в Каракалпакию — работать художником в легендарной Хорезмской археолого-этнографической экспедиции Сергея Толстова, первооткрывателя цивилизации Древнего Хорезма. Остался навсегда и благополучно избежал всех возможных в его случае неприятностей. История музея берет начало в Хорезмской экспедиции.

До "преодоления культа личности" Савицкий работал под прикрытием экспедиции могущественного Толстова, следующие 10 лет существовал на птичьих правах при НИИ экономики и культуры, Институте истории Каракалпакского филиала АН УзССР, Каракалпакском историко-краеведческом музее. Коллекция — от древней археологии он быстро перешел к каракалпакской этнографии, мало кому тогда интересной,— поначалу обитала в гараже, позднее переехала к краеведам. Он смог пробить выставки каракалпакского народного искусства в Нукусе, Ташкенте и даже Москве — на этом основании заговорили о художественном музее.

Савицкому покровительствовали первый секретарь Каракалпакского обкома партии Каллибек Камалов и секретарь по идеологии Каракалпакского обкома КП Узбекистана академик Марат Нурмухамедов — то ли как интеллигентные люди, то ли как каракалпакские патриоты. В доме Нурмухамедова, отца Мариники Бабаназаровой, Савицкий, по ее воспоминаниям, не стесняясь в выражениях, честил на чем свет стоит советскую власть. Такое, судя по всему, было возможно только в далекой Каракалпакии — глухой и пустынной автономии одной из самых непривилегированных советских республик. Тогда в Нукус, закрытый военный город, не летали самолеты и не ездили поезда.

Понятно, что имевший смелость выставлять в постоянной экспозиции работы художников, прошедших через лагеря или расстрелянных, Савицкий был антисоветчиком: на голубом глазу объяснял высоким комиссиям, что эпические лагерные рисунки Надежды Боровой (это, видимо, самое сильное свидетельство о ГУЛАГе в советском искусстве) рассказывают о зверствах фашистов. Но все же каковы были его музейные замыслы?

Концепция музея, по-видимому, была одновременно традиционной и новаторской: Савицкий строил типичный "западный" музей нетипичного "восточного" искусства. Археология — местная, хорезмская, новонайденная; этнография — местная, каракалпакская, новооткрытая; мировая художественная культура — в слепках, как и в ГМИИ, Савицкий выпросил у союзного минкульта коллекцию слепков, подаренную СССР Надей Леже.

И наконец, картинная галерея — нечто из ряда вон выходящее. Говорят, будто у Савицкого имелась культуртрегерская идея, что из импортированной в советскую Среднюю Азию авангардной школы — Михаил Курзин, Александр Волков, Усто Мумин, Виктор Уфимцев, Надежда Кашина — должно вырасти местное модернистское искусство, раз по этому пути уже пошел родившийся в Ташкенте казах Урал Тансыкбаев, авангардист первого призыва, чьи ранние картины в Нукусе бесподобны.

Исходя из этой идеи, а не потому, что так было положено в главном музее автономии, Савицкий собирал живопись и скульптуру советской Каракалпакии — в целом, действительно, куда более модернистскую по форме, нежели официальное искусство Москвы и Ленинграда тех лет. Но сегодня пост- и деколониальные теоретики должны камня на камне не оставить от колонизаторской музейной практики Савицкого.

Была ли у Савицкого какая-то концепция коллекции авангарда, помимо диссидентского желания спасти близких по эстетике и судьбе художников своего и старшего поколений, сказать трудно. Он начал собирать с Узбекистана — ездил в Ташкент и Самарканд, покупал или брал под расписку у еще живых, у наследников. Потом повадился в Москву. Очаровывал вдов и детей, выпрашивал в Архиве художественных произведений (предшественник РОСИЗО), во Всесоюзном художественно-производственном комбинате имени Вучетича, даже в Третьяковке — все равно же в Москве не выставят.

Брал все, что дадут, под чистую, формируя монографические коллекции в тысячи единиц хранения. Если вас интересует творчество советского Энсора Аркадия Ставровского или шагаловского однокашника Рувима Мазеля — пожалуйте в Нукус. Если вы хотите увидеть настоящего, несломленного Михаила Курзина, идейного вдохновителя "Мастеров Нового Востока", не предавшего авангард после двух сроков лагерей — восемь лет и за небольшой передышкой еще восемь, без малейшей возможности работать художником в заключении, вам не в Ташкент и не в Бухару, а в Нукус.

Судя по известному перестроечному альбому "Авангард, остановленный на бегу", который составили на основе нукусского собрания, у Савицкого не было особых национальных или региональных предпочтений: отдавая дань прекрасным ташкентцам и самаркандцам, он брал все что мог — от Михаила Ле-Дантю и Любови Поповой до Климента Редько и Алисы Порет. Кажется, ему нравились харьковчане и была близка символистская линия в самых различных проявлениях, будь то последователь федоровского космизма Василий Чекрыгин или же обожатели Рериха из группы "Амаравелла".

Судя по нынешнему варианту экспозиции, у Савицкого были какие-то ориенталистские идеи, и, кроме "Мастеров Нового Востока" и им сочувствующих, кого сегодня принято называть "туркестанским авангардом", он старался собрать тех, кто ездил в творческие экспедиции в Среднюю Азию, на Кавказ и Каспий или же прикипел к Узбекистану, оказавшись в эвакуации. Впрочем, коллекция Савицкого так велика, что ее можно тасовать и так и этак. Но одно можно сказать совершенно определенно: после посещения Музея искусств Каракалпакстана им. И.В. Савицкого понимаешь, что история советского авангарда состоит не из "черных квадратов", а из белых пятен.

Анна Толстова 

МинПром