Брачные краски

На Основной сцене МХТ имени Чехова прошла премьера спектакля «Мужья и жены», поставленного режиссером Константином Богомоловым по сценарию Вуди Аллена к его одноименному фильму. Рассказывает Роман Должанский.

Вуди Аллен снимает много, фильму «Мужья и жены» уже четверть века, так что вряд ли его у нас помнят миллионы зрителей. Две нью-йоркские супружеские пары, люди среднего возраста, собираются по обыкновению вместе провести вечер выходного дня. Но гости, Джек и Сэлли, с порога сообщают хозяевам, Гэйбу и Джуди, что решили развестись. Тут же выясняется, что у Гэйба с Джуди тоже далеко не все в порядке.

Дальнейшее — череда эпизодов, рассказывающих о том, как каждый из четверки главных героев пытается (пере)устроить свою личную жизнь. Все они знакомятся с новыми потенциальными партнерами, расстаются и сходятся, воодушевляются и разочаровываются. В конце фильма оказывается, что те, кто собирался развестись, вновь соединились, а те, кто ужасался решению друзей расстаться, живут теперь врозь.

Поначалу кажется — это не Богомолов поставил. Да, начинается спектакль с реплик-титров, которые режиссер много использует в последних спектаклях. Да, расставленные на сцене диваны похожи на те, что обычно использует его постоянный соавтор, художник Лариса Ломакина.

Но где же смелый монтаж текстов, где свободное обращение со штампами массового сознания, где обаятельная глумливость, где, в конце концов, сложное сочинение эпических масштабов, к которым привыкли ценители? Вроде бы ничего этого нет — всего полтора часа элегантной, ироничной лирической комедии, и можно идти продолжать приятный вечер в окрестных заведениях. С мужем, или с женой, или с новой знакомой, или с подругой, или с кем-то, кого в планах потом зазвать домой «на чашку кофе».

Что ж, можно сказать — режиссер меняется, пробует новое, вглядывается в повседневную жизнь, рефлексирует на темы личного опыта. Кто-то скажет, что он становится мудрее, спокойнее. Кто-то — что оттачивает мастерство, и это будет совершеннейшей правдой: «Мужья и жены» при всей кажущейся простоте и минимализме сценического рисунка сделаны изящно и расчетливо, будто вскользь, но с точно отмеренными дозами лукавства и насмешки.

И с отменным пониманием того, как столь разных актеров превратить в ансамбль — внешне сдержанного мастера полутонов Игоря Горлина, жизнерадостного, любящего прямой контакт со зрителем Игоря Верника, экономную и при этом обжигающую Дарью Мороз, знатока тайны победоносного «физического присутствия» на сцене Сергея Чонишвили, острую Светлану Колпакову, да и всех остальных,— чем переписывать программку, просто констатируем: играют превосходно.

В манере игры, предложенной Константином Богомоловым, собственно, и заключено то, что помогает отличить спектакль от сборника проницательных «жизненных» наблюдений. В фильме Вуди Аллена камера застает героев в квартирах и постелях, в парках и офисах, в грозу и под чистым небом, их эмоции понятны и отчетливы. В спектакле МХТ имени Чехова все, конечно, совсем по-другому — здесь нет ярко выраженных устремлений, интонации словно сглажены.

Задник-видеоэкран помогает увидеть лица героев крупным планом, но на практически пустую, украшенную лишь белыми рамками сцену актеры выходят как будто бы лишь для того, чтобы «обозначить» очередную ситуацию, в которую каждый из них попадает. Театральность здесь минимальна. Но кажется, что ничего большего и не нужно — потому что режиссер заранее ядовито шепнул всем, что в погоне за счастьем призов не предусмотрено.

Поэтому вместо стихов Джуди декламирует своему новому кавалеру ритмизированную бессмыслицу — неважно, что за стихи, сама ситуация уже безнадежна. Поэтому, бесконечно говоря о близости и сексе (или держа их в подтексте), мужья и жены почти не притрагиваются друг к другу — ведь способ обсуждения гораздо более содержателен, чем сам предмет.

Поэтому в спектакле гораздо более осмысленным становится заявленное в фильме прямое обращение с экрана — голос невидимого интервьюера спрашивает, а персонаж отвечает зрителю. На премьерных показах вопросы из зала задавал сам Константин Богомолов, потом, говорят, спрашивать будет его голос в записи. «Я могу идти?» — в конце спрашивает Гэйб. Да, вообще все могут идти. Все, как это ни грустно, свободны.

МинПром