В Имярека вдохнули новую смерть

В Зальцбурге поставили новую версию самого знаменитого спектакля в истории фестиваля — идущего без малого век «Имярека». В том, что вечный хит вечен не зря, специально для “Ъ” убедился Алексей Мокроусов.

Афиша Зальцбургского фестиваля может состоять из любых хитов, но в последние годы первыми распродаются билеты на концерты и оперы с участием Анны Нетребко и на «Имярека». Хотя пьеса Гуго фон Гофмансталя идет здесь уже почти сто лет, а каждый сезон ее показывают много раз (этим летом — 14), желающих ее увидеть меньше не становится.

Впервые «Имярека» поставили в Зальцбурге в 1920 году. Любимый либреттист Рихарда Штрауса написал пьесу специально для фестиваля. С тех пор ее играют каждый год (исключения были сделаны лишь на время аншлюса и Второй мировой войны, когда пьесы еврейских драматургов были изъяты из всех афиш).

За это время главная роль доставалась, кажется, всем выдающимся немецким артистам, от Александра Моисси и Максимилиана Шелла до Клауса Марии Брандауэра и Петера Симонишека.

Последний спектакль, поставленный Брайаном Мертенсом и Джулианом Кроучем с Корнелиусом Обоньей, был очень успешен и у критики, и у публики. В ноябре прошлого года, когда объявлялась новая программа Зальцбурга, он еще оставался в планах.

Но зимой из проекта вдруг вышел Корнелиус Обонья, а приглашенный вместо него на главную роль Тобиас Моретти, вероятно, не очень вписывался в прежнюю интерпретацию образа. В этом году было объявлено, что Михаэль Штурмингер (он известен, например, «Идоменеем» и «Ариадной на Наксосе» в Мариинском театре) поставит пьесу заново.

Новую визитную карточку — а именно так воспринимается «Имярек» — показывают в трех версиях: днем и вечером перед собором, в ненастную погоду — в театре. В оформлении спектакля много подсветки, причем смысловой, будь то бегущие по экрану буквы и кардиограмма или, например, красный цвет, в который окрашивается портал собора.

В новом «Имяреке» художественное бюро Donmartin (Ренате Мартин и Андреас Донхаузер) использует портал католического собора не просто как данность, на фоне которой спектакль идет еще со времен Гофмансталя, но как полноценное театральное пространство, глубина которого влияет на восприятие текста и музыки. Белые полотнища, поначалу закрывающие портал, при полном безветрии вдруг начинают неожиданно развеваться, приоткрывая спрятанные было от глаз колонны и скульптуры,— в этот момент и рождается чувство театра.

Композитор Матиас Рюэгг создал и сам дирижирует новой музыкой, тревожной и трагичной, как и весь спектакль. Некоторым в нем не хватает иронии и веселья, но не стоит забывать, что «Имярек» — пьеса о Смерти (отличная роль Петера Ломайера), неожиданно приходящей за преуспевающим бюргером (Тобиас Моретти) и заставляющей его досрочно подводить итоги заканчивающейся жизни.

Впрочем, серьезность не исключает остроумия, сцена с медицинской кроватью-каталкой дизайна 1960-х (герои в этот момент тоже одеты в костюмы послевоенного времени) достойна первоклассной цирковой антрепризы, но в целом это, конечно, спектакль о последних днях богатого человека, а потому диалог Имярека с матерью (звезда лучшей поры берлинского театра «Шаубюне» Эдит Клевер) переполнен чувствами.

Да и вообще, Гофмансталь вдохновлялся трактатом известного социолога Георга Зиммеля «Философия денег», какие уж тут шутки на смертном одре.

Обычно новые постановки «Имярека» живут два-три года, три прожил спектакль с Обоньей, до этого три — с Николасом Офчареком, вряд ли новой постановке с Моретти будет отпущено больше. Но и досрочного закрытия ожидать не стоит — уж слишком хорош актерский ансамбль и слишком красиво уходит из жизни герой Моретти, неожиданно для себя прошедший на Страшный суд вне очереди.

МинПром