В ту же воду

Спустя четыре года после первой в эфир вышла вторая часть сериала Джейн Кэмпион "Вершина озера", где причудливо перемешаны саспенс и сатира

В новом сезоне детектив Робин Гриффин (Элизабет Мосс) возвращается из новозеландского захолустья в Сидней, а Джейн Кэмпион возвращается к своему любимому занятию — обличать род мужской, да так, чтобы никому мало не показалось.

Вот вам выдающаяся галерея отталкивающих мужских образов: насильники и рохли, демагоги и навязчивые кавалеры от слова "домогательство", агрессивные перверты — в этом паноптикуме найдется от силы один приличный мужик, да и тот патологоанатом. С таким материалом приходится иметь дело Робин Гриффин, в итоге выбравшей целибат, и это смотрелось бы глупой пародией, будь у Кэмпион режиссерская хватка пожиже.

Для начала во флешбэке о событиях четырехлетней давности Робин предает жених — Кэмпион избавляется от единственного неплохого парня в судьбе героини, чтобы не путался под ногами, и заодно лишний раз проговаривает, что счастье в труде. Труд на долю Робин опять выпадает скорбный — из залива извлекают чемодан с телом мертвой азиатки. Но детектива как такового тут почти нет.

Скоро выяснится, что жертва работала в борделе, и нам даже покажут, кто утопил чемодан — так называемый саспенс совсем не в этом. А в том, как на ловца бежит зверь — как беспощадно история случайной жертвы закручивается вокруг Робин и прорастает в ее жизни. Дело в том, что взрослая дочь самой Робин, оставленная ею в младенчестве и снова найденная в приемной семье в Сиднее, ошивается в том самом борделе и трется возле мутного держателя притона по имени Пусс (Дэвид Денсик).

Невероятное сценарное допущение: в городе с пятимиллионным населением расследование приводит Робин именно в то недоброе место, где неосмотрительно пускает корни ее дочь Мэри (Элис Энглерт, в миру дочь самой Кэмпион). "Из всех забегаловок мира она выбрала мою и вошла",— говорил герой Хамфри Богарта в классической "Касабланке". Джейн Кэмпион тоже, как ни крути, режиссер-классик. Из такого сора — пародийных образов, сценарных натяжек и детектива, не требующего разгадки,— она лепит кино, где сострадаешь героям, тревожишься и злишься.

Особенное бешенство вызывает Пусс — сорокалетний экспат из Восточной Германии, нахватавшийся в университете Лейпцига левацких идей и щедро орошающий ими неокрепшие мозги семнадцатилетки. Этот тип — оттуда, из кино 60-х, этакий загадочный нонконформист, уцененный герой Годара и Бертолуччи. "Мама, он такой разносторонний, он цитирует Достоевского страницами!" Да, но это не мешает гаду эксплуатировать тайских проституток в хвост и в гриву. Зла не хватает, дать бы пинка негодяю — примерно эта мысль читается на лицах приемных родителей Пайка и Джулии (Эван Лесли и Николь Кидман) и Робин, которая едва успела обрести потерянную дочь.

Но подростки — существа трепетные, такой родительской заботы не стерпят. Взрослые это понимают и, боясь навсегда оттолкнуть Мэри, молча скрипят зубами — вот где саспенс. А Кэмпион заодно делает карикатуру из них — они ведь тоже дети 60-х и носители левых идей. Заскучав в благополучном браке, феминистка Джулия ушла от Пайка к женщине, и надо видеть, как они с Пуссом спорят о феминизме, оперируя одинаковыми штампами. Кажется, Кэмпион видит в современном общественном договоре слишком много свобод и ехидно прохаживается по каждой.

Секс отчужден от любви, деторождение от секса, в основе семьи больше не кондовые родственные связи, а сомнительные идеи, как в хипповских коммунах 60-х, а уж к чему Пусс сводит понятие солидарности, и вовсе без слез не взглянешь. Так смеяться можно только над тем, во что сам когда-то верил,— никому таки мало не показалось. Но самое смешное, что об руку со свободами в современном гротеске у Кэмпион ковыляет дремучий харассмент, а патриархальные установки звучат в каждой мужской реплике, обращенной к Робин и ее верному оруженосцу констеблю Миранде (Гвендолин Кристи).

Ключ ко всему происходящему — выдающийся эпизод, где загулявшая Робин узнает, что дочь стала заложницей чокнутого стрелка, и пытается протрезветь. Кажется, вся ее жизнь — бесконечная цепь фантасмагорий, порожденных измененным сознанием, от которых хочется протрезветь.

МинПром