Театр одной постели

В Сингапуре открылся Международный фестиваль искусств — крупнейший театральный форум Юго-Восточной Азии. Из Сингапура — РОМАН ДОЛЖАНСКИЙ.

Фестиваль ведет свой отсчет с 70-х годов, когда город-государство еще только утверждался в своей, неожиданно обрушившейся на него, независимости. Правда, в нынешнем виде фестиваль существует лишь третий год: вставший во главе его в 2013 году известный сингапурский режиссер и куратор Онг Кенг Сен не просто добавил к названию слово "международный", но решил превратить фактически исчерпавшее к тому времени свою повестку ежегодное мероприятие в смотр различных форм актуального театра.

В нынешней программе такие мастера, как Робер Лепаж и Димитрис Папаиоанну, соседствуют и с недавно, но громко заявившими о себе режиссерами, как, например, швейцарец Мило Рау, и с "неформатными", но занятными и запоминающимися паратеатральными проектами.

К мастерам следует отнести и индонезийского художника и хореографа Сардоно Кузумо: Европа открыла его для себя еще несколько десятилетий назад, потом подзабыла, а на фестивале в Сингапуре устроили его ретроспективу. В частности, решили отреставрировать и показать его старые, 8-миллиметровые фильмы — и они по-настоящему впечатляют: Кузумо видит танец буквально во всем, что его окружает, скажем, даже движения, которые производит точильщик ножей, под взглядом его камеры превращаются в тонкую хореографию. Вообще, тема нынешнего фестиваля — "Возможности", а они у современного театра и танца если и не безграничны, то уж точно — разнообразны и неожиданны.

В первые дни играли спектакль "Everything by my side", придуманный аргентинским режиссером Фернандо Рубио. Он предназначен для одного зрителя и длится всего 15 минут. Впрочем, такие предлагаемые обстоятельства сегодня могут изумить только совсем уж непуганых традиционалистов — чего только не водится на всемирном фестивальном рынке. Но если прибавить к этому, что спектакль играется в кровати, где зритель на четверть часа оказывается под одеялом один на один с актрисой, то оба слова — играется и спектакль — уже тянет заключить в кавычки.

Зрителей неробкого десятка, вернее, неробких десятков — каждый сеанс дается на десяти кроватях, в Сингапуре нашлось предостаточно: в фойе Национальной галереи, один из залов которой на несколько дней стал спальней, толпились жаждущие лишнего билета.

Десять кроватей стоят в ряд, в каждой уже лежит по женщине (все представляют разные страны — от США до Бразилии, от Чили до Финляндии). Инструкция гласит: подойти, сесть на кровать, дождаться, пока так же сядут все остальные зрители, снять обувь и только обувь, забраться под одеяло и повернуться лицом к своей партнерше, то бишь к исполнительнице. Главное — помнить, что ее фраза "Мы еще увидимся" служит сигналом того, что представление окончено. На всякий случай подчеркнуто, что трогать актрису нельзя.

А вот ей вас — можно. Несколько раз женщина ласково дотрагивается до руки или щеки зрителя (зрительницы, кстати, тоже). Она произносит обрывочные тексты о детстве, о детских страхах, о приходящем с годами разочаровании, о том, как важно быть спокойным и принимать жизнь такой, какая она есть. Между этими мало что значащими фразами — паузы, и ты видишь, как из глаза актрисы выкатывается большая, настоящая слеза.

Укрупнение обычного театрального притворства до самого крупного, какой только можно себе представить, плана смущает и волнует, заставляя уже потом, после сеанса, размышлять о природе (и о самой возможности) театральной интимности, сопереживания, доверия актеру, готовому "открыться" перед каждым, кто купил билет, и умеющему пустить неподдельную слезу. В театре же есть что-то бесстыдное, и чем он отважнее, тем меньше дистанция со зрителем, который всегда рад обмануться. Встав с кровати, ты инстинктивно поворачиваешься к актрисе, чтобы попрощаться, но она уже лежит той же равнодушно глядящей в потолок куклой, к которой ты приблизился четверть часа назад.

Одним из спектаклей открытия (официально фестиваль искусств открылся спектаклем "Гамлет / Коллаж" московского Театра наций) стала "Тайная вечеря" египетского режиссера Ахмеда эль-Аттара. В названии, конечно, слышится ирония — какая еще "вечеря" в хоть и современной, но самой что ни на есть мусульманской семье из Каира. Семья, однако, небедная — вон даже слуга есть, и совсем не ортодоксальная. Но в ней, как и во всем египетском обществе, по-прежнему особую роль играет отец, глава дома, обладающий почти неограниченной властью.

Сам Ахмед эль-Аттар считает, что все египетское общество больно страхом перед отцом — отцом семьи, боссом на работе, президентом страны — и что именно этим сложным психологическим комплексом нации объясняется тяжелый политический кризис, не проходящий со времени "арабской весны". Собственно говоря, "Тайная вечеря" и должна показать состояние египетского социума после революции.

Если судить по спектаклю, сделанному в жанре сатирической комедии с абсурдистским привкусом, то состояние сложное, но не трагическое. Да, разговоры ведутся, судя по всему, те же самые, что и десять лет назад, даром что теперь можно ссылаться на фейсбук и делать коллективное семейное селфи. Да, люди в основном жалуются на жизнь, вместо того чтобы попытаться что-то изменить в себе. Да, в конце отдельных сцен все замирают в скульптурных позах — и это должно, видимо, подчеркнуть тотальную обреченность. Но в целом этот часовой спектакль-зарисовка сыгран с такой легкостью и живостью, что внушает больше исторического оптимизма, чем тревоги за Египет.

Роман Должанский

МинПром