Финансовый грааль. Почему НБУ не хочет, чтобы гривня повторила судьбу злотого

Современных поляков от нас отличает наличие такого явления, как "злотоцентризм". Суть его заключается в том, что, находясь в мейнстриме европейского развития экономики, Польша не спешит отказываться от национальной валюты и переходить на евро, как это сделали, например, балтийские страны, бывшие республики СССР. Более того, "злотоцентризм" — это то, что объединяет либерала Дональда Туска из "Гражданской платформы" и консерватора Качиньского из "Права и Справедливости". По любым иным вопросам эти политики могут действовать как непримиримые идеологические противники, но только не в вопросах злотого. Злотый, как оливковая ветвь мира, прекращает все политические баталии и умиротворяюще действует на большую часть населения страны.

Как проявляется политика "злотоцентризма" на бытовом уровне? И каково ее отличие от гривнофобии в Украине? Если сегодня спросить у простого украинца, какую зарплату он хотел бы получать, то он наверняка озвучит некую сумму в долларах, реже в евро. То же самое произойдет, если поинтересоваться, сколько стоит квартира в Киеве. Цена с большой долей вероятности будет названа также в долларовом эквиваленте.

В то же время, если спросить у поляка, сколько он потратил во время вояжа в Париж, он назовет вам сумму именно в злотых, а не в евро. Более того, в телефонных разговорах с трудовыми мигрантами из Польши, которые выехали, например, в Великобританию или США, на вопрос, сколько ты там получаешь, будет названа именно сумма в злотых, а не в фунтах или долларах.

И это происходит не потому, что поляки постоянно тренируют интеллект, вычисляя в уме эквивалент той или иной суммы в злотых, а потому, что им действительно не интересно значение в иностранной валюте: не информативно и вследствие этого — бессмысленно.

Основная причина заключена в разной энергетике "тактильного" воздействия курса национальной валюты на обывателя и вызванные этим "касанием" ощущения. У поляков образ злотого — это символ успеха и благополучия. Даже больше — основа и первого, и второго. У украинца гривня — это источник его бедности и движения "вверх по лестнице, идущей вниз". Вызвано это тем, что злотый в Польше был использован как "финансовый грааль" польского экономического чуда, источник "вечного" роста экономики, а в Украине гривня — это инструмент перераспределения общественного дохода, а также механизм покрытия системных бюджетных дефицитов в госсекторе и способ сокрытия вопиющих провалов государственной экономической политики.

Простыми словами, сильный злотый используется во благо экономики страны, а слабая гривня — во благо малой, но очень влиятельной элитной группы лиц. Какова же механика действия польского "финансового грааля"?

Как мы уже отметили, существенным элементом польского экономического чуда является политика "злотоцентризма". В 2017 г. злотый укрепился к доллару на 18% и к евро на 5%. Более того, инфляция находилась на достаточно низких отметках: в пределах 1,5–2%. При этом ВВП вырос более чем на 3%. Экспорт также продолжал расти, и в структуре международной торговли у Польши позитивный торговый баланс.

Для украинского экономиста, который тиражирует постулаты, услышанные им когда-то, выглядит сие как монетарный пердимонокль. Ведь у нас привыкли к тому, что и инфляция, и девальвация рассматриваются как некий волшебный пендель экономике, после которого она должна ускоряться. Соответственно, низкие темпы инфляции и не дай Бог укрепление гривни оцениваются крайне отрицательно, как угроза стагнации. Стоит ли говорить о том, что от перманентных волшебных пенделей то место украинской экономики, по которому ее постоянно "ускоряют", уже изрядно онемело и не чувствует благостных сигналов к росту.

Хотя, может, казус злотого так удивительно действует на Польшу, потому что у них нет ФПГ в сырьевом и энергетическом сегментах, которые бы уже наперебой рассказывали о пользе девальвации для национальной валюты и заставили бы тамошний центробанк искусственно обвалить злотый?

В 2015–2016 гг. Польша вошла в полосу дефляции, когда ценовые показатели составили -1 и -0,8% соответственно. Дефляция промышленных цен стартовала еще раньше: в 2013 г. В 2016–2017 гг. значение индекса промышленных цен все еще оставалось на минимальном уровне — 0,1–0,2%, что являлось своеобразным якорем для показателя потребительской инфляции. Учетная ставка Национального банка Польши составила 1,5% (сравните данный показатель с 16% учетной ставки НБУ и почувствуйте разницу). 

Даже в условиях кризиса 2008 г. инфляция в Польше едва превысила 4% — внутренние цены оставались стабильными, что свидетельствует о том, что экономические проблемы решались за счет сбалансированной бюджетной политики и устойчивого злотого, а не за счет инфляции/девальвации, как это было у нас.

С 1998 г. в Польше попытались внедрить монетарный режим, известный уже и простым украинцам под названием "инфляционное таргетирование". Результат оказался не вполне приемлемым: показатели инфляции росли и не попадали в целевой ориентир. Вначале польский центробанк применил целевой лаг в размере 0,5%, возомнив себя чуть ли не Германией, но затем, чтобы не смешить народ, перешел к более широкому шагу — 1,2%.

Но высокие внешние цены на импортное сырье вкупе с возросшим внутренним спросом толкали инфляцию вверх. И тогда в Польше осознали, что инфляционное таргетирование работает лишь при условии медленного роста, который не зависит от внешних экономических циклов (как это происходит в Японии). А в развивающихся странах этот монетарный механизм, применяемый как тупое копирование, приводит к весьма непредсказуемым последствиям: на пике сырьевых циклов, когда рост цен на экспортные товары приводит к резкому увеличению притока валюты на внутренний рынок, инфляция, как правило, сокращается к минимальным отметкам.

По законам инфляционного таргетирования центральный банк должен увеличивать денежную массу и снижать процентные ставки. Но в том-то и дело, что для развивающейся страны, которая зависит от экспорта, подобная политика сродни распродаже зимней одежды в теплом сентябре: когда после восходящего цикла развития мировой экономики начинается нисходящий, страна входит в этот период с избытком денежной массы и низкими процентными ставками, то есть лишь усиливает эффект кризиса. Но если в НБУ об этом предпочитают не думать, строча очередную "шифровку" в МВФ, то их польские коллеги решили все-таки напрячь извилины.

Именно поэтому, когда говорят, что в Польше действует режим инфляционного таргетирования, то несколько лукавят. Поляки перешли, как они выражаются, к эклектичному инфляционному таргетированию, а на самом деле к слабо прикрытому таргетированию динамики экономического роста и уровня занятости, целям которого служит инфляционная и курсовая политика. На сегодня монетарный курс Национального банка Польши можно охарактеризовать как некий гибрид политики ФРС и ЕЦБ, с поправкой на масштабы, естественно.

Но именно благодаря этой политике Польша растет, трудоустраивает наших мигрантов, по промышленному потенциалу уступает лишь пяти странам ЕС, занимает 23–24-е места в ключевых экономических рейтингах конкурентоспособности и условий ведения бизнеса и уже достигла 70% от среднего уровня экономического развития ЕС.

Польша в своем развитии традиционно опиралась на сильный внутренний рынок, привлекая к себе миллионы шопинг-туристов из соседних стран, но в последние годы она существенно нарастила и экспортный потенциал: если в 2010 г. отрицательное торговое сальдо составляло -$14,5 млрд, то в 2016-м данный показатель уже был профицитным  — $2,2 млрд, а сальдо торговли услугами выросло с $4,3 млрд до $15 млрд.

Резко улучшилось и сальдо операций с финансовыми инструментами: если в 2010 г. данный показатель был дефицитным — -$31 млрд, то в 2016 г. был зафиксирован профицит в $0,9 млрд.

Поляки уже давно осознали, что ключом к успеху может быть лишь усиление малого и среднего бизнеса и ограничение влияния крупных ФПГ на внутреннюю политику, в том числе и монетарную. В Польше прекрасно понимают, что стимулировать экспорт можно лишь после того, как создан эффективный внутренний рынок, который является базисом макроэкономической стабильности. Именно поэтому Польша перешла к стимулированию экспорта только несколько лет назад, после того как были закончены все институциональные реформы по укреплению внутреннего рынка, включая создание эффективных конкурентных механизмов, стимулирующих инструментов государственной поддержки МСБ, инновационных кластеров и технологических парков. Очевидно, что если для сырьевого экспорта нужна слабая национальная валюта, то для развития внутреннего рынка — сильная. Каждая страна делает своей выбор.

Матрицей всех этих макроэкономических успехов и стал "злотоцентризм". Начиная с 2008 г. курс злотого находится как бы в боковом тренде, а по сути, в коридоре "курсовой змеи" в базовом интервале от 2,5 до 3,5 злотых за доллар. Причем если для стимулирования внутренних инвестиций злотый нужно укрепить, поляки не пытаются сдерживать этот процесс и смело укрепляют. Если курс необходимо немного ослабить — делают и это. Но все происходит прогнозируемо, в пределах четкого горизонта инвестиционного планирования и поэтому не вызывает паники у населения и бизнеса. На скачках злотого не зарабатывают высшие должностные лица страны и аффилированные с ними субъекты. Кроме того, учитывая низкие темпы инфляции, население практически не обращает внимания на данную курсовую динамику: начиная с 2010 г. дефлятор ВВП составил всего 7,5%.

Именно этим объясняется известный феномен, подмеченный западными экспертами, который гласит: какие бы глупости не делало польское правительство, польская экономика продолжает расти. Базовые цели поляков — это экономический рост и занятость населения, а низкие цены — это лишь производная от них. И надежный злотый в этой парадигме — как сердце в организме человека.

Конечно, можно скептически заметить, что поляки не добились бы всего этого без многомиллиардных вливаний со стороны ЕС. Но этот фактор не является определяющим. Будь у нас эти деньги, их бы, фигурально выражаясь, перераспределили.

Алексей КУЩ