Политкорректность: бремя переходного периода

Для европейской цивилизации "политкорректность" стала своеобразной вакциной, выработанной обществом после ужасов двух Мировых войн, геноцида и расовой нетерпимости. В Штатах это же лекарство дало возможность начать преодоление многовековой расовой сегрегации.

Есть расовая политическая корректность, экологическая, поведенческая, ценностная, какая угодно. Упрощая (но не слишком), можно сказать, что она базируется на следующем современном мифе: белые мужчины много веков правили миром, угнетая меньшинства, небелые расы, женщин, животных, растения…
Татьяна Толстая, "Политическая корректность"

То, что загадка в американской избирательной эпопее сохранялась до самой последней минуты – в этом и была главная интрига завершившихся выборов. Потому что, при прочих равных условиях, никакой загадочности вообще не должно было бы быть.

Демократы провели кампанию, уникальную по использованию самых разнообразных, в чем-то даже новаторских технологий. Причем весьма эффективных, а не обычных "разводок для приезжих лохов" (и это тоже уникально). Они практически не оставили своим оппонентам шанса выиграть.

Но, словно этого мало, еще и сами республиканцы, казалось, не давали демократам ни малейшего шанса проиграть.

Можно посочувствовать Джону Маккейну. Он очень старался откреститься от нынешнего хозяина Белого Дома, но формально-то был и фактически воспринимался именно как преемник Джорджа Буша. А того еще до кризиса признали чуть ли не самым непопулярным президентом за всю историю США. А потом добавился и кризис…

Выбор кандидата в вице-президенты тоже оказался, в конечном счете, неудачным. Слов нет, Сара Хит Пэйлин – совершенно очаровательная женщина (конечно, не как Юлия Тимошенко, но почти). Однако не зря "хозяйку Аляски" старались показывать журналистам издали, не допуская особо до прямого общения.

В других обстоятельствах напор красавицы, еще в школьные годы получившей прозвище "Сара-барракуда", мог бы добавить республиканцам баллы, но то, что она говорила с таким напором, сильно портило впечатление. Начиная с очень фрейдистской оговорки: "Маккейн – человек, который должен уйти".

Спонсоры республиканцев в этот раз тоже, видимо, не особо верили в победу своих кандидатов, что заметно сказалось на финансировании. Вдвойне тяжело: страдать от статуса выдвиженца партии богатеев, и при этом быть вынужденным вести довольно экономную избирательную кампанию, в то время, как у "бедного" Обамы пожертвований на выборы набралось чуть не вдвое больше: без малого 700 миллионов.

И что характерно: в полном соответствии с ситуацией в целом и с ходом капании в частности, опросы свидетельствовали о нарастающем с каждым днем преимуществе демократической партии, и социологи предрекали ее кандидату просто-таки грандиозную победу.

Предрекать-то предрекали, но как-то не слишком уверенно.

Дело в том, что социологи и сами не вполне верили своим же опросам. Ожидался т.н. "эффект Брэдли". Имелось в виду, что застенчивые американские граждане стеснялись раскрыть перед интервьюерами свою душу и подлинное отношение к кандидатам, и что непосредственно перед избирательными урнами у них не поднимется рука проголосовать за темнокожего сенатора от штата Иллинойс.

После победы Обамы "эффект Брэдли" поспешили объявить низвергнутым. Но это как раз совершенно невозможно. И не только потому, что темнокожий мэр Лос-Анжелеса Томас Дж. Брэдли уже проиграл в 1982 году схватку за пост губернатора Калифорнии, хотя победу ему пророчили не только все опросы накануне выборов, но даже и экзит-полы на избирательных участках в день голосования.

От "эффекта Брэдли" пострадало еще множество "афро-американских" политиков. И не только проигравших. В частности, в 1989 году Дэвид Динкинс выиграл у Джулиани нью-йоркское мэрство с отрывом всего лишь в 2%, хотя по опросам имел преимущество чуть ли не в 15%.

И еще неизвестно, как обернулось бы дело 4 ноября, не сумей Обама увлечь на участки те возрастные и социальные группы, которые обычно не пользовались своим правом голоса…

Но главное не в этом. Главное – осторожное, очень недоверчивое отношение социологов к результатам опросов. Никто ведь в данном случае не сомневался в честности и профессионализме социологических структур. И, соответственно – в том, что тех, кто ГОВОРИЛ, что готов голосовать за Обаму, среди опрошенных было на 7%-11% больше. Сомнения же были в том, что они на самом деле собираются это СДЕЛАТЬ.

Иначе говоря, американские аналитики имеют серьезные основания полагать, что граждане Соединенных Штатов в некоторых случаях даже при анонимных опросах говорят, не то, что ДУМАЮТ, а то, что, по их мнению, они ДОЛЖНЫ думать – в рамках пресловутой "политкорректности".

Это явление очень легко высмеять. Вот Татьяна Никитична Толстая перевела на "политкорректный язык" известные строки Блока:

Под насыпью, во рву некошенном. Лежит и смотрит, как живая, В цветном платке, на косы брошенном.
Красивая и молодая.

Они же, в новой, "корректной" редакции:

На насыпи, в траве подстриженной,
Живой и радостный на вид,
Стоит свободный, не униженный,
Достойный, зрелый индивид.

Смешно. И точно.

Еще проще списать всю "политкорректность" на лживое пристрастие политиков к лицемерным эвфемизмам. И это тоже во многом справедливо. "Гуманитарная миссия" в Ираке и "интернациональный долг" в Афганистане – всего лишь разные способы избежать слова "оккупация".

Но сводить все к одним лишь глупостям и лицемерию не вполне справедливо.

Для европейской цивилизации "политкорректность" стала своеобразной вакциной, выработанной обществом после ужасов двух Мировых войн, геноцида и расовой нетерпимости. В Штатах это же лекарство дало возможность начать преодоление многовековой расовой сегрегации.

Еще ведь и полувека не прошло с тех пор, как Кеннеди пришлось задействовать Национальную Гвардию, чтобы несколько темнокожих студентов могли посещать университеты южных штатов без опасения быть растерзанными линчевателями.

При этом опасности, таящиеся в "снадобье", были в целом очевидны уже на начальных этапах лечения. "Наше сострадание к асоциальным отщепенцам… мешает нам защитить тех, кто этим пороком не поражён. Нельзя даже применять к людям слова "неполноценный" и "полноценный", не навлекая на себя сразу же подозрение, что ты сторонник газовых камер" – отмечал Конрад Лоренц в известном цикле лекций "Восемь смертных грехов цивилизованного человечества".

Для Лоренца это было отнюдь не умозрительной конструкцией. Именно таким образом с его хрестоматийной "Агрессией" полемизировал не кто-нибудь, а другой выдающийся ученый с мировым именем – Эрих Фромм в своей не менее хрестоматийной "Анатомии человеческой деструктивности".

Тем не менее, надо признать, что на протяжении почти полувека вакцина "политкорректности" в целом работала, предохраняя Запад от многих внутренних конфликтов. Однако время изменилось качественно. Сегодня лекарство все чаще оборачивается косметическим средством – не врачующим болезни, но, в лучшем случае, ретуширующим их симптомы.

Проблема в том, что изначально модель "политкорректности" была малосовместима с поведенческими моделями, имеющими куда более глубокие многовековые, даже тысячелетние корни. В частности, с моделью, обуславливающей неприятие ближнего, поведение которого в рамках традиционной культуры воспринимается, как асоциальное, а также с моделью, требующей защиты своей культуры от таких индивидов.

"Политкорректность" же, напротив, – декларирует априорное этическое равенство всех носителей разума. Однако это и впрямь лишь декларация, поскольку на практике носители "корректной" идеологии сплошь и рядом оказываются куда агрессивней – если не отдельных столь же оголтелых "традиционалистов", то, во всяком случае, нормального "традиционалистского" большинства. Что, собственно, и естественно для адептов любого нового верования.

А из этого, в частности, почти неизбежно следует переход от требования "равных прав" к требованиям преимуществ и льгот.

Простейший пример. Буквально в первые же минуты после объявления победы Обамы один из европейских комментаторов заявил, что хотя в Европе, конечно, уже не в новинку главы государств-женщины (чего еще ни разу не было в США), однако же темнокожего гражданина в высшие руководители еще ни разу не избирали, и "тут Америка показала нам пример".

Но ведь не было еще такого замечательного кандидата, которого не избрали бы только потому, что он – не белый! И что европейцы должны сделать, чтобы последовать "примеру"? Быстренько найти подходящего "афро-европейца" и срочно его куда-нибудь избрать, чтобы "не отставать" от "Старшего Брата"?

Так начинают понемногу сгущаться сумерки разума.

Кого-то это вдохновляет, но многих начинает раздражать и серьезно. Система, худо-бедно работавшая полвека, все чаще дает сбои.

И на всем европейском пространстве появляются "скинхеды". И в Австрии с каждым годом все большую силу набирают радикально правые партии. И лидер французских ультраправых Жан-Мари Ле Пен оказывается во втором туре выборов президента Республики.

А в Штатах происходит "эффект Брэдли".

Похоже, что штаб Барака Обамы эти тенденции тщательно и грамотно учитывал. В обоих смыслах.

На этапе "праймериз" он довольно близко подходил к черте шантажа своих однопартийцев. Однако, став кандидатом от Демократической партии, Обама явно больше всего боялся предстать перед избирателями рассчитывающим на их "политкорректность" и постоянно подчеркивал: если он проиграет – то не потому, что – черный, а потому что не сумел убедить в своей правоте, увлечь своей надеждой.

Вероятно, часть американцев проголосовала за него, поскольку их действительно не интересовал цвет кожи – только таких и можно назвать настоящими демократами.

Многие голосовали за Обаму, потому что он – не Маккейн, а еще больше – потому что он – не Буш.

Были, наверняка, и такие, кто голосовал за него, НЕСМОТРЯ на расу. И, может быть, социологи скажут потом, сколько избирателей отдали Обаме свои голоса только потому, что он – "афроамериканец". И это – оборотная и, как ни парадоксально это звучит – расистская сторона "политкорректности".

Иллюзия, и даже уже не "великая" – считать, что за минувшие полвека человеческое общество прошло путь, больший или хотя бы сопоставимый с тысячелетиями предшествовавшего развития.

В любом случае, очевидно, что сама по себе идеология "корректности" в том виде, в котором она сформировалась к настоящему времени – весьма противоречива, никак не универсальна и во многом уже исчерпала содержавшийся в ней некогда позитивный потенциал.

В лучшем случае, перефразируя поэта, можно сказать, что она – не цель, но лишь мост, лишь перила моста над стремительным потоком.